В узком коридорчике всегда пахло фиалками. Все на лестничной площадке дружно заботились о цветах, что посадили в горшочках, благоустраивая общий дом. Но однажды запах заглушило другое. Было похоже, будто в огромном холодильнике протухла свиная туша, ни больше, ни меньше. Сначала этому не придавали значения, дескать, как обнаружился, так и изведется сам собой. Но со временем запах все усиливался, и однажды его стало невозможно терпеть.
Зловоние исходило из квартиры номер 345. Валентин Андреевич, 45 лет от роду, робко позвонил в дверь, подождал пару минут, но никто не ответил. Задержав дыхание, он потянул ручку, что на удивление легко поддалась. Дверь со скрипом открылась, обнаруживая внутреннее помещение, достаточно чистое, если бы... на его плечо не села огромная муха. Назойливо жужжа, она, недолго думая, снова расправила крылышки и полетела на запах, что был ей более приятен, нежели живой человек.
-Марья Ивановна? - неуверенно позвал Валентин Андреевич. -Вы забываете поливать свои фиалки, и дверь была открыта, и...
Голос его прервался, глаза удивленно расширились. На кухонном диване, раздвинув неприлично ноги, лежала женщина, в которой с трудом можно было узнать соседку. Опарыши змеились в ее животе, пожирая гнилое мясо, жирные мухи вились над головой, как ангелы, зовущие в последний путь. Валентин Андреевич отшатнулся. Небрежно лежащее тело резко контрастировало с порядком, наведенным в квартире: ни одной невымытой тарелки, ни соринки на полу. Однако мухи продолжали виться вокруг, будто это была их собственная квартира. Ох уж эти непоседливые ангелы смерти!
Сдержав рвотный позыв, Валентин Андреевич выбежал из соседской квартиры. Едва он зашел за порог, комок вырвался из глотки в горшочек из-под фиалки, добавляя к трупному запаху аромат свежей блевоты. Неплохое вышло удобрение, несомненно.
Отдышавшись, мужчина набрал номер милиции, чтобы сообщить о произошедшем.
-Алло, здравствуйте, я хотел бы сообщить вам о смерти соседки, которую случайно обнаружил. Да, я живу напротив. Нет, случайно зашел, дверь была открыта. И запах... Марья Ивановна никогда не оставила бы свои фиалки, она ими слишком дорожила, знаете ли...
Голос мужчины сбивался от перенесенного стресса, глаза слезились. Сообщив о произошедшем, он повесил трубку и снова проблевался в кашпо.
Марья Ивановна была хорошим человеком. Она любила цветы, потому что своих цветов жизни ей завести не удалось, и вела обычную жизнь одинокой старушки.
Приехали стражи порядка, по очереди допрашивающие каждого из соседей. Никто ничего не знал толком об этой женщине, она не общалась ни с кем, кроме своих цветов. Фиалки же не могли ничего рассказать, как бы ты ни просил. Они могли ответить лишь своей хозяйке.
-Все, что я знаю, так это то, что неприятный запах распространялся на всю лестничную клетку, - заявила молоденькая девушка из квартиры по соседству. -Я никогда не знала Марью Ивановну, да и единственное, что у нас было общего - это уход за растениями. Вот, здесь посажено мое алоэ, - промолвила она. -Оно полезно от насморка.
Девушка шумно высморкалась, будто напоказ.
-Я посадил пальму,- промолвил Сергей Петрович. -Мне нравятся пальмы, они неприхотливы. Я целыми днями околачиваюсь на работе, так что не могу позволить себе ничего лучше кактуса или пальмы.
-У меня есть гибискус. Их цветы очень красивые, знаете ли, и имеют тонкие лепестки. Тонкие, как струнки души.
-А я посадила глоксинии. Они яркие, бросающиеся в глаза. И места им нужно не очень много...
-Драцены. Толстый ствол, как у пальм, символизирует силу.
-Крокусы...
На окне извивался причудливо плющ, овивая раму. Овивая рану, что открылась на этой площадке.
-Она была тихой и спокойной. Никогда не заходила в гости.
-По ней не было видно, что что-то предвещает беду.
-Она улыбалась, когда мы пересекались, выходя из дома.
-Она была...
Была. Быльем поросла, опарышами да мухами. Кровью забрызгала диван, отпечатавшись на нем нелепым пятном, просочилась сквозь кафельные плитки кухни. Тело убрали, но душок от него еще оставался в квартире, будто Марья Ивановна до сих пор оставалась незримым призраком неподалеку.
Валентин Андреевич шумно втянул носом воздух, но снова ощутил запах разложения. Он преследовал его уже три дня, куда бы мужчина ни пошел. Пришлось снова начать курить, несмотря на то, что бросил пару лет назад. Запах табака перебивал то, что он чувствовал, хотя бы ненадолго.
Валентин Андреевич запил. Алкоголь помогал забыть увиденную им картину. Невольно он переносил ее на себя, представляя собственное тело на окровавленном диване, в окружении насекомых. "Как же вы хотите утешать меня пустым? В ваших ответах остается одна ложь," - бормотал он, пытаясь найти лазейку, чтобы выкарабкаться из своих мыслей.
Фиалки все больше увядали с каждым днем, несмотря на то, что их поливали. Тогда Валентин Андреевич вспомнил, что разложившиеся тела являются хорошим удобрением. Он был уже изрядно пьян в тот вечер, когда в голову пришла эта мысль. Фиалкам не хватает ее. Все ради благоустройства дома.
Собравшись с силами и все еще ощущая трупное зловоние, не покидающее его ноздри, мужчина собрался на кладбище. Лопата с трудом брала землю, еще недавно разрыхленную, однако скоро он добился успеха, и лопата ударилась о нечто твердое. Крышка поддалась легко, запах, преследовавший его, усилился, но не намного. Вытащить тело оказалось не так уж сложно. Марья Ивановна и при жизни была некрупной женщиной, а теперь треть ее тела съели черви, и она стала совсем легкой. Или душа вышла?
Валентин Андреевич взвалил на плечо полугнилое тело, пытаясь не свалиться. На улице не было народу в силу позднего времени, поэтому никто не заметил одинокую фигуру, несущую на себе нечто подозрительное. Без проблем добравшись до дома, мужчина посадил останки Марьи Ивановны возле горшочков с фиалками, и решил недолго передохнуть. Замутненные пеленой смерти глаза взирали на него с укором, будто он виноват, что ее любимые цветы увядают. Если бы ее рот не был зашит, определенно, она пожурила бы его за то, что никто не заботится о ее фиалках. Одни лишь пальмы да гибискусы, уродливые, посредственные. Не в силах вынести взгляда мертвой женщины, Валентин Андреевич решился на то, что планировал изначально. Взяв большой мясницкий нож, он в первую очередь выколол ей глаза, а потом порезал на мелкие кусочки то, что осталось от тела. Мелкие части легче похоронить в цветочном горшочке. Похоронить одно, чтобы взрастить другое: в этом весь смысл жизни.
Труп резался на удивление легко. Богатырская силушка, проявившаяся под алкоголем, могла преодолеть что угодно, и скоро расчлененное тело вновь мирно упокоилось в земле.
Валентина Андреевича бросило в пот, то ли от исполненной работы, то ли от сознания содеянного. Он быстро вытер его платком. Работа была сделана. Омерзительный запах почти исчез, будто в благодарность.
Под гибискусом нежно распласталась рука, готовая погладить хрупкие корни, под пальмой нашел свое место позвоночник, имеющий своей задачей укрепить ее ствол. Алоэ похоронило раненый живот. Фиалки, почти сливающиеся с цветом трупа... Им был необходим калий и фосфор, поэтому Валентин Андреевич не затруднил себя работой отделить мясо от костей, в которых все это содержалось. Оставшееся он забрал домой, про запас. Не все сразу, милые цветочки.
На следующий же день снова приехали стражи порядка. На лестничной клетке красовалось огромное кровавое пятно, а неподалеку от дома обнаружилась свежераскопанная могила. Почти сразу же оставшееся от тела нашли в холодильнике у Валентина Андреевича, который и не пытался что-то прятать.
Трупный запах усилился, когда Валентина Андреевича скрутили. Он не исчезал до конца его дней.