В неприметном дворике рядом с детской площадкой стояла лавочка, такая же непримечательная, старая, с облупившейся краской. На ней, как водится, обычно сидели старушки, развлекающие себя разговорами про проституток, наркоманов и прочие отбросы общества. На дворе стояла зима.
-Смотри, смотри, пошла, жопой завиляла, - с укором произнесла первая старушенция.
-Вот в наше время... - продолжила вторая, поддерживая привычный разговор, повторявшийся изо дня в день.
В их время лавочка стояла на том же самом месте, единственным отличием от нынешнего ее состояния было то, что краска тогда еще не облупилась и бросалась в глаза своей небесной синевой. По вечерам во дворе собиралась молодежь, не имевшая достаточно денег, чтобы выпить в баре, но также и своего жилья, где можно было бы спокойно навернуть пивка. Нынешние божьи одуванчики тоже не были столь невинны, какими хотели казаться теперь, но никто не вспоминал грехи прошлого, хотя, возможно, виной тому был лишь склероз.
-А помните, что случилось сорок лет назад? - начала вспоминать молодость одна из них, пытаясь придать разговору более интересный оттенок. -Такую же шалаву нашли здесь, на лавочке. Напилась до потери сознания да окочурилась. Поделом ей, так и нашли: с задранной юбкой, которая чуть срам прикрывает, батарея бутылок рядом.
-Помню, помню, как забыть. Так ты ее и нашла, да, Семеновна? Страшно тебе было на покойницу смотреть? Да еще срам-то какой...
-Страшно, страшно, ничего не попишешь, да ведь жить-то тоже страшно. Кто знает, может, и повезло ей окочуриться тогда. Знакомый мой милиционер сказал, что на в этот же день вся ее семья померла: отец любил тоже накатить от души, вот по синей лавочке и зарезал на следующий день жену да братишку ее. Хоть не узнала девочка, что случилось тогда, в незнании померла.
-И не говори.
Старушки замолчали, обдумывая сказанное и вспоминая былое. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосами нынешней молодежи, что ошивалась неподалеку.
-О, смотри, такие же хулиганы. Помяни мое слово, так же закончат, а то и хуже. Куда только делась интеллигенция? Один сброд остался, - раздраженно промолвила третья пожилая женщина.
-Вот раньше был народ не чета им, правильно говоришь, - поддержала другая.
-Время позднее уже, пора по домам, а то такие и порешить ненароком могут пожилых беспомощных женщин.
-Правильно говоришь, пойдем. Ходют тут всякие.
Почти синхронно поднявшись с лавочки, старушки стали расходиться.
Время действительно близилось к вечеру, и количество подвыпивших увеличивалось в геометрической прогрессии, несмотря на то, что дворик казался настолько маленьким, что с трудом вмещал в себя столько людей. Он был хорош тем, что милицейская машина с гоняющими распивающую молодежь стражами правопорядка проезжала редко, и многие об этом давно прознали.
Когда старушки ушли, лавочка опустела. Впрочем, ненадолго: тут же подоспела младшая смена. Высокий брюнет кинул окурок мимо урны и тяжело приземлился на сиденье. К нему на колени опустилась худощавая девушка, попивающая пиво из горла большой пластиковой бутылки, которую, казалось, еле удерживала в руках.
-Дай глотнуть, детка, - заигрывающим тоном сказал парниша.
-Для тебя все, что угодно, - улыбнулась девушка, передавая живительную жидкость, и чуть не свалилась у него с коленей.
-Все? Правда?
Глаза брюнета пьяно заблестели.
-Давай прямо здесь.
-Ты что, не при людях же...
-Хуях на блюде. Их мнение для тебя важнее, чем я? Давай, детка, покажи, как ты меня любишь, пусть все знают.
Девушка замешкалась и произвела большой глоток.
-Нет, давай не сейчас, пожалуйста.
-Сейчас или никогда.
Молчание.
-Я ухожу.
Спихнув с коленей лишний груз, он с трудом поднялся на ноги, тут же чуть вновь не упав, и направился пошатывающейся походкой прочь. Девушка молча стояла, смотря вслед удаляющейся фигуре и прихлебывая напиток. На долю секунды ей показалось, что она все же согласна на что угодно, но быстро взяла себя в руки и снова опустилась на лавочку. В бутылке оставалось еще достаточно жидкости.
Высокая фигура, завернув за угол, завалилась на землю. Предприняв тщетные попытки встать, она решила не делать лишних движений и немного отдохнуть. Пошел снег, припорашивая лежащее ниц тело. Прохожие не обращали внимания, думая, что оно скоро очнется и вприпрыжку побежит домой, да и то вообще не их дело. Ветер усилился, разнося белоснежные частички морозного холода по окрестностям. Тело не двигалось.
Девушка прикончила бутылку и попробовала подняться. Голова закружилась, и ей снова пришлось сесть, чтобы прийти в себя.
Ошивающаяся неподалеку компания заметила ее проблемы и решила посочувствовать.
-Как дела, красотка? Красивые ножки не держат? - попытался быть приветливым один из ребят.
-Да она же почти в отключке, смотри, - прокомментировал ситуацию другой. -Ситуация требует непосредственного вмешательства.
-Определенно, коллега, - зло ухмыльнулся третий.
Девушка уже не была личностью, она была просто телом. На задворках сознания еще оставался страх перед сложившейся ситуацией, но он медленно угасал, как и огонек в ее глазах.
Несмотря на холод, сочувствующие решили немного раздеться. Сначала один из них расстегнул ширинку и приспустил штаны, пристраиваясь к бессознательному телу, потом другой.
Девушка ощутила в себе инородное тепло. Ей к этому времени уже стало становиться холодно, поэтому она беспрекословно приняла его в себя за пару минут до того, как отключилась полностью. Один, второй, третий. Тепло, но больно. Больно сквозь сон. Боль - это и есть просто сон, так что все в порядке.
Покончив со своим сочувствием, компания удалилась, оставив тело лежать на синей лавочке.
Снег медленно прекращался. От лавочки откололся еще кусочек краски, бывшей когда-то столь яркой.